Неточные совпадения
Отделился и пошел навстречу Самгину жандарм, блестели его очки; в одной руке он держал какие-то
бумаги, пальцы другой дергали на груди шнур револьвера, а сбоку жандарма и на шаг впереди его шагал Судаков, натягивая обеими руками картуз на лохматую голову; луна хорошо освещала его
сухое, дерзкое лицо и медную пряжку ремня на животе; Самгин слышал его угрюмые слова...
Над повестью Самгин не работал, исписал семнадцать страниц почтовой
бумаги большого формата заметками, характеристиками Марины, Безбедова, решил сделать Бердникова организатором убийства, Безбедова — фактическим исполнителем и поставить за ними таинственной фигурой Крэйтона, затем начал изображать город, но получилась
сухая статейка, вроде таких, какие обычны в словаре Брокгауза.
Она посмотрела на измятые, шитые подушки, на беспорядок, на запыленные окна, на письменный стол, перебрала несколько покрытых пылью
бумаг, пошевелила перо в
сухой чернильнице и с изумлением поглядела на него.
Он умерил шаг, вдумываясь в ткань романа, в фабулу, в постановку характера Веры, в психологическую, еще пока закрытую задачу… в обстановку, в аксессуары; задумчиво сел и положил руки с локтями на стол и на них голову. Потом поцарапал
сухим пером по
бумаге, лениво обмакнул его в чернила и еще ленивее написал в новую строку, после слов «Глава I...
Этими фразами и словами, как бисером, унизан был весь журнал. «Боже мой, да я ничего не понимаю! — думал я в ужасе, царапая
сухим пером по
бумаге, — зачем я поехал!»
Мы пошли обратно к городу, по временам останавливаясь и любуясь яркой зеленью посевов и правильно изрезанными полями, засеянными рисом и хлопчатобумажными кустарниками, которые очень некрасивы без
бумаги: просто
сухие, черные прутья, какие остаются на выжженном месте. Голоногие китайцы, стоя по колено в воде, вытаскивали пучки рисовых колосьев и пересаживали их на другое место.
— Позвольте, — всё так же, не глядя в глаза, сказал смотритель и, взяв длинными
сухими белыми пальцами, из которых на указательном было золотое кольцо, поданную Нехлюдовым
бумагу, он медленно прочел ее. — Пожалуйте в контору, — сказал он.
Письмоводитель,
сухой, поджарый человек с беспокойными умными глазами, пришел доложить, что Шустова содержится в каком-то странном фортификационном месте, и что
бумаг о ней не получалось.
Возвращаясь назад к биваку, я вошел в одну из фанз. Тонкие стены ее были обмазаны глиной изнутри и снаружи. В фанзе имелось трое дверей с решетчатыми окнами, оклеенными
бумагой. Соломенная четырехскатная крыша была покрыта сетью, сплетенной из
сухой травы.
Здесь были шкуры зверей, оленьи панты, медвежья желчь, собольи и беличьи меха, бумажные свечи, свертки с чаем, новые топоры, плотничьи и огородные инструменты, луки, настораживаемые на зверей, охотничье копье, фитильное ружье, приспособления для носки на спине грузов, одежда, посуда, еще не бывшая в употреблении, китайская синяя даба, белая и черная материя, одеяла, новые улы,
сухая трава для обуви, веревки и тулузы [Корзины, сплетенные из прутьев и оклеенные материей, похожей на
бумагу, но настолько прочной, что она не пропускает даже спирт.] с маслом.
Нотариус оседлал нос очками, придвинул
бумагу к самой свече и прочел ее до конца с большим вниманием. Потом он через очки посмотрел на клиента, пожевал
сухими губами и опять принялся перечитывать с самого начала. Эта деловая медленность начинала злить Харитона Артемьича. Ведь вот как эти приказные ломаются над живым человеком! Кажется, взял бы да и стукнул прямо по башке старую канцелярскую крысу. А нотариус сложил попрежнему духовную и, возвращая, проговорил каким-то деревянным голосом...
Сорванные травы и цветы мы раскладывали и
сушили в книгах, на что преимущественно употреблялись «Римская история Роллена» и Домашний лечебник Бухана; а чтоб листы в книгах не портились от сырости и не раскрашивались разными красками, мы клали цветы между листочками писчей
бумаги.
Вернувшись к себе в комнату, Санин нашел на столе письмо от Джеммы. Он мгновенно… испугался — и тотчас же обрадовался, чтобы поскорей замаскировать перед самим собою свой испуг. Оно состояло из нескольких строк. Она радовалась благополучному «началу дела», советовала ему быть терпеливым и прибавила, что все в доме здоровы и заранее радуются его возвращению. Санин нашел это письмо довольно
сухим — однако взял перо,
бумагу… и все бросил. «Что писать?! Завтра сам вернусь… пора, пора!»
Все убранство в нем хоть было довольно небогатое, но прочное, чисто содержимое и явно носящее на себе аптекарский характер: в нескольких витринах пестрели искусно высушенные растения разных стран и по преимуществу те, которые употреблялись для лекарств; на окнах лежали стеклянные трубочки и стояла лампа Берцелиуса [Лампа Берцелиуса — спиртовая лампа с двойным током воздуха.], а также виднелись паяльная трубка и четвероугольный кусок угля, предназначенные, вероятно, для
сухого анализа, наконец, тут же валялась фарфоровая воронка с воткнутою в нее пропускною
бумагою; сверх того, на одном покойном кресле лежал кот с полузакрытыми, гноящимися глазами.
Мне очень нравилось, когда он учил хозяина: стоит у стола, согнувшись вдвое, и, постукивая
сухим ногтем по толстой
бумаге, спокойно внушает...
Глумов. Что-то не видать этого другого-то. И притом, все
бумага и форма. Целые стены, целые крепости из
бумаг и форм. И из этих крепостей только вылетают, в виде бомб,
сухие циркуляры и предписания.
На широкой кушетке, подобрав под себя ноги и вертя в руках новую французскую брошюру, расположилась хозяйка; у окна за пяльцами сидели: с одной стороны дочь Дарьи Михайловны, а с другой m-lle Boncourt [м-ль Бонкур (фр.).] — гувернантка, старая и
сухая дева лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой
бумагой в ушах; в углу, возле двери, поместился Басистов и читал газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста, взъерошенный и седой, с смуглым лицом и беглыми черными глазками — некто Африкан Семеныч Пигасов.
Липовые
сухие доски и дощечки гладко выструганы под личным присмотром моего товарища, а ложбинки искусно и ловко вынуты им самим; отысканы толстые, так называемые фунтовые, булавки для раскладки и прикрепления бабочкиных крыльев; нашли и плотную почтовую
бумагу, которая не прорывалась, как это случалось у Фукса.
Кабинет был маленький, голубой, с двумя окошками в переулок; между ними помещался большой письменный стол, загроможденный книгами и
бумагами; на окошках стояли банки с
сухим киевским вареньем и конфектами, а на столе — большая стеклянная банка, почти наполненная доверху восковыми шарами и шариками.
А они-то важничают, а они-то величаются! И опять волк для красоты папиросу в зубы взял, но так как настоящей папиросы с огнем боялся, то взял шоколадную. Только вдруг откуда ни возьмись поднялась сильнейшая буря, прямо ураган, и такой подул ветер, что закружились по земле пыль,
сухие листья и
бумага. И как подул ветер под большой зонтик, так полетел зонтик вверх и волка за собой потащил через крышу, прямо к облакам.
Бедный Вася сидит за письмом два дня и две ночи, у него мутится в голове, он уже ничего не видит и водит
сухим пером по
бумаге.
Но Вася молчал и по-прежнему продолжал строчить
сухим пером по
бумаге.
Вдруг Аркадий с ужасом заметил, что Вася водит по
бумаге сухим пером, перевертывает совсем белые страницы и спешит, спешит наполнить
бумагу, как будто он делает отличнейшим и успешнейшим образом дело!
Большухи, возвратясь домой, творя шепотом молитву, завертывали в бумажку либо в чистый лоскуток выплюнутые Софронушкой скорлупы, а те, кто сподобились урвать цельбоносных волосиков со главы или из бороды блаженного, тут же их полагали, а потом прятали в божницу за иконы вместе с хлопчатой
бумагой от мощей, с
сухим артосом, с огарком страстной свечи и с громовой стрелкой.
И я стал спокоен, и мне сделалось легко, как будто я уже пережил самое страшное, что есть в смерти и безумии. И в первый раз вчера я спокойно, без страха вошел в свой дом и открыл кабинет брата и долго сидел за его столом. И когда ночью, внезапно проснувшись, как от толчка, я услыхал скрип
сухого пера по
бумаге, я не испугался и подумал чуть не с улыбкой...
С необыкновенною быстротой он водил
сухим пером по
бумаге, отбрасывая листки один за другим, и все писал, писал.
Однажды я попробовал дать ему, вместо
сухого пера, карандаш, думая, что, быть может, он действительно что-нибудь пишет, но на
бумаге остались только безобразные линии, оборванные, кривые, лишенные смысла.
Одно, только одно горячее, захватывающее чувство можно было усмотреть в бесстрастных душах врачебных начальников, — это благоговейно-трепетную любовь к
бумаге.
Бумага была все, в
бумаге была жизнь, правда, дело… Передо мною, как живая, стоит тощая, лысая фигура одного дивизионного врача, с унылым,
сухим лицом. Дело было в Сыпингае, после мукденского разгрома.
Княжна Марья читала
бумагу, и
сухие рыдания задергали ее лицо.
Тучи уже проходили, и на западе, прямо против платформы, светлой полосой проступило чистое, прозрачное небо. На нем чернели, как вырезанные из плотной
бумаги, силуэты разбросанных деревьев. Свежее и
суше стал воздух, на ближайшей даче глухо зарокотал рояль, и к нему присоединились согласные, стройные голоса.